Тавернкрафт такой тавернкрафт

[Муур]

Жуткий треш.
Плод безделья и нашей с Котей фантазии, отыгранный экспромтом. Направление сюжета менялось несколько раз, планируясь сперва как вирт с ночной бабочкой местной таверны или разбой шпаны-подростка.
Грай – Котя, чернявая синдорейка с хвостиками и ножиками – я. Отыгрывалось с одного компа, пары клиентов и одного компьютерного кресла хD. Старались изначально в виде истории с описанием обстановки, а не только реплик.

_______

- Выпьете со мной? Не отказывайтесь… можете и не пить вовсе, дрянь это – хорошего портвейна тут не сыщешь, только сделайте вид, будто мы с вами хорошо знакомы, анар’ала белоре, - чернявая пожирала лихорадочным взглядом дренейку, жестами и речью, однако, не выдавая владевшего ею нетерпения. Грай пожала плечами и равнодушно кивнула на стул рядом – остроухая казалась не самой плохой компанией в этом заведении. А местечко было то еще – в таких в равной мере продаются дешевые вина, сдаются койки на ночь и покупается непристойная любовь. Здесь в пьяном угаре переплетаются темные сделки, торжество плоти и тихие удары кинжалов, повелевающие хранить вечное молчание о том, что было не вовремя услышано.
- Вы не похожи на завсегдатая, - эльфа придвинулась ближе, неосознанно желая создать видимость защиты. – Дивная особенность восприятия – даже если ты с обочины жизни, стоит встать в тень кого-то значимого – и на тебя уже смотрят иначе, м?
- Я здесь и не задержусь, - дренейка оперлась подбородком на скрещенные пальцы, стараясь не замечать витавший вокруг дым табака и перегар. Вместо этого уставилась на остроухую. Сидевшая напротив выглядела занимательно: в ее образе так и плясали контрасты – начиная потрепанным поясом и дорогой подбитой мехом накидкой, заканчивая рубином в перстне и тонкой ничего не стоящей цепочкой, обхватывающей запястье. Еще по-детски наивное любопытство на лице и тревога в глазах, волосы, собранные в нелепые хвостики и пара кинжалов на поясе. – Я утомлена и хочу спать. У меня впереди дальняя дорога, мне совсем не хочется разговаривать, я, мало сказать, недолюбливаю ваш народ и терплю тебя сейчас только из усталого безразличия к ситуации и… что тебе нужно, не юли.
Отпустившая было паника вернулась к эльфийке вновь, - Не уходите пока что, дайте мне еще пол часа, - тихо ответила, подливая себе очередную порцию дешевой выпивки. – Знаете, о счастье не получается говорить много, зато беду можно смаковать, можно рассказывать долго и проникновенно, хотите попробовать на вкус мою?
Грай внезапно охватила жалость. Сидевшая напротив напоминала кролика в силках, столь болезненно и отчаянно выглядели ее попытки избавиться о чего-то, терзавшего изнутри. – Цена осколка чьей-то жизни дороже очередной бессонной ночи.
Все-таки согласилась.
Чернявая чуть побледнела. Разговор двух пропоиц у стойки стал слышнее, голоса перебивали друг друга и перебивались оба стрекотом кузнечиков через открытые окна.
- Наверное, не мне вам объяснять, что приносит война. Меньше десятка лет назад из нашего рода живыми остались мы с сестрой и наш дед. Чудо, но каменный особняк, который насчитывал столетия и несколько поколений, тоже остался нетронутым, словно огонь и разруха, сговорившись, обошли его стороной. Вы бывали в старинных имениях?
- Где я только не бывала. Тебе не стоит отвлекаться на меня. Ты сейчас напоминаешь книгу. И останешься в моей памяти не больше, чем история со страниц.
- Я больше, вот увидишь. Дед был суровым и своевольным, с дурным характером и страсть как любил табак. И магию. Чародей был тот еще, на войне отправлял к чертям самих некромантов. После разрушения Солнечного Колодца (ты знаешь о Колодце? – Короткий кивок) он стал тухнуть на глазах, замкнулся еще больше и с головой ушел в изучение свитков и книг. Он стал прегадким, часто срывался на нас с сестрой, особенно мне доставалось – младшая, несмышленая, и задатков магических умений – как в пустом фиале. Но мы все равно его любили, он нам единственный родной был, как же не любить? Вот вам доводилось видеть, как чья-то жизнь из бурной реки вдруг иссыхает до узкого ручья?
Дренейке вдруг вспомнился Шаттрас - оставленный на гибель город и мертвая покорность судьбе в глазах его защитников, - До последней капли.
- Этот мир не отпускал чародея, впиваясь в него вековым проклятьем. Тогда мы еще ничего не знали, мы метались в бессилии что-либо сделать, наблюдая за мучениями и тихим помешательством старого мага. Неведомый огонь пожирал его душу, я тогда впервые услышала, как зовут Смерть, дед сам ее звал, лишь бы освободила, лишь бы наступило забвение вместо кромешного ада на земле, - голос чернявой был под стать контрастам внешнего образа – то живой и эмоциональный, то ломкий, тихий. – Не смотри на меня так пристально, пожалуйста. Мне не по себе…
Грай разжала пальцы эльфийки, отобрав полупустой стакан портвейна. Ледяная кожа рук, холодный отблеск свечи на массивном старинном кольце с алым камнем и расцветшие пятна нездорового румянца на щеках, - Ты интересная книга, вот и зацепила взгляд.
- Когда дед потерял разум, из его бессвязных слов в бреду мы и узнали о проклятье. Узнали мало, непоправимо мало для того, что мы собирались сделать. Сестра была магом, вся в деда пошла, он ею гордился. Мы провели ритуал, взяли на себя ту силу, что жила в старинном имении и хозяине рода. Вот это кольцо, - эльфка посмотрела на свою левую руку, - и старинный особняк – хранители. А те, кто ими владеют – источник для жизни проклятья. Такой ценой мы сорвали путы с деда и повязали их на себя.
- Дом должен был посчитать за хозяина твою сестру, как старшую рода, - дренейка впервые вставила свои слова в негромкое повествование.
- Сейчас, сейчас, - торопливо продолжила чернявая, будто испугавшись того, что условные пол часа пройдут, заставив замолчать на полуслове. – Некоторые бледнели от зависти, смотря на нас – великолепное наследство, золото, красота, юность. Никто не знал, что проклятый родовой герб пьет силы и жизнь. Мы были куда слабее деда, нам сложно давалось взваленное бремя. Тогда сестра взялась за изучение свитков и книг библиотеки, где и нашла многое о снятии древних проклятий. На исходе третьей зимы со смерти деда мы были готовы к проведению ритуала, что должен был освободить нас. Я доверяла сестре слепо, веря в ее силу и знания. Мы заключили имение в рунный круг, сконцентрировав все свои силы на его сердце. Я была на подмоге – вроде резерва, если потенциала сестры окажется недостаточно. Все шло с точностью, старинные книги не врали – на середине ритуала имение вспыхнуло, точно сухая трава, рушились балки и сваи, трещали окна, полыхала кровля, в этой стене огня я не сразу увидела падающую на колени хрупкую фигурку своей сестры, а когда оказалась подле нее, было уже поздно. И что бы я сделала против пламени, рвавшего плоть изнутри? В ту ночь я испытала такое бессилие, от которого хотелось выть и врать волосы. Наверное, я так и делала, пытаясь сбить плащом огонь. Я плохо помню. Я бросалась на пламя с голыми руками, как когда-то – на гулей, пожиравших семью. Ненавижу огонь. - Девчонка рукой затушила свечу на столе, коснулась пальцами лунку с расплавленным воском, закрыла глаза и сидела с минуту в молчании.
Угол таверны, где примостились Грай и неизвестная эльфийка, затянула темнота. Грай получила минуту тишины, за которую она успела догадаться о грустном конце услышанной истории. Дренейка взяла руку черноволосой, камень кольца во тьме казался зловеще-черным, глубоким. Девушка погладила ладонь, коснулась запястья, готовая в любой момент взывать к помощи Нару – эльфийка едва держалась.
- От нее и пепла не осталось. Забрав на себя половину проклятья и искоренив ее, она отдала всю себя. Особняк умер, отобрав у меня последнего родного на этой земле. С наступлением зари я покинула королевство, унося с собой ключ от несуществующей двери и перстень с символом нашего проклятого рода.
- Почему ты не стала просить помощь у своего народа? Вы живете с магией в крови, не сомневаюсь, что нашлись бы те, кто смог освободить тебя.
- Я не знаю, что я ищу. Но это что-то днем и ночью зовет меня, заставляя идти все дальше. Я должна найти то, что не дает мне покоя.
- Ты едва на ногах держишься, маленькая. Думаешь, долго эта тварь у тебя на пальце позволит тебе жить?
- Я последняя из своего рода, - эльфка пожала плечами, подперев рукой горящую щеку. Камень вновь приковал к себе взгляд Грай. – Она меня не отпустит теперь, пока не разгадаю эту загадку. А если попытаюсь убить ее – погибну вместе с ней. Я лучше буду идти, пока могу переставлять ноги.
Грай долго смотрела на обессиленную фигурку чернявой и не видела на лице ничего, кроме упорства и воли. Как бы ни было тяжело этой девушке с нелепыми, съехавшими набок хвостиками, она еще не сдалась. И опять Грай вспомнился Шаттрас и разбитый хрусталь в глазах дренеев. Глаза этой эльфийки еще жили.
Грай подошла к стойке, уже занимался рассвет, таверна незаметно опустела.
- Комнату на ночь.
- К’хомнаты на одно’гхо все позанимали, есть к’хомната на двоих, п’хидется раскошелиться, р’ходная, - старый держатель таверны говорил неразборчиво, выбитые зубы были ли тому причиной, или плохое знание всеобщего.
- На двоих.
Вернувшись с ключом, дренейка застала чернявую лежащей на скамье, левая рука свешивалась вниз, толстый золотой обод кольца был как чужой этим хрупким пальцам эльфийской девчонки. Грай осторожно подняла остроухую на руки; половицы ступеней лестницы старой таверны поскрипывали при каждом шаге.
Затхлый воздух комнаты резал чуткое обоняние. Дренейка опустила свою ношу на кровать и раскрыла оба окна; опустилась на колени перед черноволосой, отстегнула с пояса девушки оружие, сняла сапоги и распустила имповы хвостики на макушке. Каждый вздох давался остроухой с хрипом, румянец сошел так же внезапно, как и вспыхнул. Дренейка положила ладони на шею и грудь эльфы. Она редко, очень редко обращалась к Наару за помощью и сейчас произносила слова, будто стесняясь своего бессилия. Минуту спустя дыхание выровнялось, эльфийка вдруг открыла глаза – в сером свете утра их зелень казалась приглушенной, благородного глубокого цвета; попросила жестом нагнуться к ней.
- Он называл тебя родной, - чернявая, как ребенок, уцепилась пальцами за волосы Грай и чуть потянула на себя; прикоснулась губами к шее дренейки, прошептала слова, касаясь дыханием ямочки у ключиц, - почему он - тебя? Я тоже хочу называть кого-то так.
Грай замерла. Не потому, что ее так уж тронули слова, произнесенные эльфийкой в полубреду. Она знала, что в таком состоянии дать ей свободу и согласие будет лучшей панацеей. Просто ушастая дословно повторила желание Грай, той самой отчаявшейся Грай, родных которой вырезали орки в Телморе.
Что она могла дать этой малышке, которую медленно подтачивала древняя сила, которая искала что-то, не зная, куда ее приведет этот опасный путь, кроме капли тепла? И разве этого не было достаточно для холодного утра в таверне на краю Азерота? (Ремарк такой Ремарк)
- Называй.
Небо на востоке алело. Грай обнимала чернявую, укрывая от открытых окон и страха, пальцами зарывалась в чуть вьющиеся пряди цвета вороньего крыла, чувствовала губами мокрые дорожки на щеках. Синдорейка вновь медленно раскрыла глаза, борясь со сном, встретилась с теплом серебристых.
- Спасибо, родная.

Comments

[Kresnik]

После таких вот...действий невообразимо хочется курить.
Милая, я тебя просто обожаю *ушел курить свой горький Винстон*

[Ignius]

Подумал, что тут любые похвалы будут излишними.
Хочется сказать только одно, - играйте так еще.
Вас очень приятно читать.

[Муур]

Kresnik, сказал он, бессовестно стянув из сумочки мой Данхилл.

Ignius, Спасибо )
О себе могу сказать, что положительные слова в свой адрес воспринимаются как энерджайзер для розового зайца, так что такие вот отзывы служат шикарным стимулом : )

[Kresnik]

Ignius благодарю)

играйте так еще.

всё возможно)))
Муур если ты, дорогая, прекратишь раздевать и трогать меня за всякие места в процессе написания поста.